Установка заквасочная

Типовая схема обучения. Страдательный «объект» и мощно обращенный к нему «преобразователь». От «преобразователя» ожидают максимума: максимума эрудиции, подлежащей перебросу, максимума методической оснастки, максимума воли к реализации замысла, максимума инициативы, сноровки и т. д. Благодарные родители, не щадя живота своего, зачастую по самому крупному счету вознаграждают тех, кто «много дает» - учителей, «натаскивателей» (в американских колледжах), репетиторов. Конечно же, тут возможны и сбои, и огорчения, - либо по причине психологической несовместимости, либо вследствие неадекватности методических приемов.

Любопытно, что даже те авторы, которые, в общем-то, постулируют внутреннюю активность «объекта» как предпосылку эстетической его «воспитуемости», то и дело «нагружают» «субъект» эстетического воспитания не свойственной, более того - противопоказанной ему монологической мощью. Это - явный смысловой перекос. Воспитатель не вправе принимать лозу всеведущего метра, хотя, разумеется, ему и не следует демонстрировать педагогические рубиша. Едва ли не главнейший и подлинно священный его дар - способность к нетождественности с самим собой, к самопоиску, самокритике, - эстетическая «неготовость» перед лицом питомца. Нет, здесь речь не о профессиональном огрехе, - право, совсем другом.

Когда-то Вильгельм Гумбольдт размышлял об искусстве как феномене тотальной переменчивости. Именно: стремление к правде вынуждает художника «деформировать» изображаемый предмет и, в конечном счете, создавать «другой образ». При этом он и сам меняется; более того, вот этой своей нестабильностью предопределяет динамику читательского восприятия: изменяется читатель, и - синхронно - изменяется текст. И в этом смысле эстетическое воспитание сродни искусству, - здесь тоже властвует установка заквасочная тотальной переменчивости. Эстетически преобразить другого, не преображая самого себя, здесь невозможно.